Нечто вроде возвращения домой.
автор: Trisse
8 глава Петар придержал для Джиллиан дверь лифта и вышел на этаж, где располагались операционные. Он перестал жевать кончик уса, когда заметил, что делает это. Он достал платок и вытер рот. Это была привычка, от которой он старался избавиться, но повсеместные запреты на курение здесь, в Штатах, заставили его вернуться к ней. Поразительно, как ограничивают курильщиков тут в Америке. Чем здесь, скажите на милость, прикажете заниматься людям, когда им нужно как-то излить свою нервозность? Он старался сохранять хладнокровие и спокойствие в течение всего утра, во время их похода в музей и за ланчем в том маленьком и уютном ресторанчике, но сейчас то неуемное беспокойство, которое грызло его с тех пор, как он поговорил с Лукой по телефону сегодня рано утром, стало одерживать верх. Он постарался не пуститься бегом к сестринскому посту, уступить место Джиллиан и подождать, пока она спросит о Луке. После коротких расспросов она обернулась. - Лука спит, - объяснила она. – Его перевозят в его палату, когда он просыпается. Не хотите выпить кофе? - А мы не можем увидеть его прямо сейчас? Она покачала головой. - Нет, он по-прежнему… - она постаралась найти нужные слова. Они с Петаром уже говорили на эту тему сегодня, она должна их помнить. - …В отделении интенсивной терапии. Она улыбнулась, гордая тем, что выучила эти слова на хорватском. Но Петар не ответил на ее улыбку. Он выглядел встревоженным. Он посмотрел на свои часы. Было уже намного позднее трех часов пополудни. Луку увезли из операционной в четверть одиннадцатого утра. Врачи сказали им, что убрать фиксатор – это простая процедура, не предполагающая никаких осложнений. И вот теперь Лука не приходит в себя уже больше пяти часов. Это нормально – то, что он спит так долго? Может быть, что-то идет не так, как следует? Джиллиан заметила его озабоченность и положила ладонь ему на предплечье. - Всё о’кей, Петар. Лука просыпается за некоторое время. Час, два часа, может быть. Он бросил на нее взгляд, полный сомнения, и она была тронута тем, каким беззащитным он выглядел. Все эти дни, даже когда ему приходилось иметь дело с подавленностью Луки или его приступами плохого настроения, Петар неизменно был очень ровным и невозмутимым, очень собранным. Она восхищалась его выдержкой, надеясь, что и у нее есть немного того спокойствия и мужества, которые он демонстрировал. Ей хотелось бы, чтобы она могла войти в палату Луки, не вздрагивая при этом от мысли, что он может снова отослать ее. Она жаждала хоть каких-нибудь дружеских бесед с ним в эти последние несколько дней, которые ей осталось провести в Чикаго. Но вместо этого она шарахалась от него. Она высаживала Петара у дверей больницы и всегда находила какое-нибудь оправдание, объясняя, почему не идет вместе с ним. Ей нужно заняться оформлением своего обратного полета в Торонто, или у нее есть дела в городе, или она должна найти место для парковки. Она часами просиживала в закусочной через улицу и когда решала, что Лука уже устал или Петар проголодался и с нетерпением ждет ланча, то ненадолго появлялась в палате Луки. - Это нормально, - постаралась объяснить она по-английски. – Так всегда бывает, любому человеку нужно много времени, чтобы прийти в себя после операции. Петар наморщил лоб. Он не понял. Ну, и как по-хорватски «любой»? Она вздохнула и попыталась перевести: - Все люди очень много спят после операции. Петар улыбнулся, но тем не менее спросил: - Вы уверены? - Да. Вы хотите увидеть Луку? Мы можем смотреть из коридора, - добавила Джиллиан. Он кивнул, и она отвела его к дверям отделения интенсивной терапии. Петар взглянул в окно. Это была довольно большая комната, с несколькими кроватями. Лука лежал на второй справа. Он был подсоединен к несметному множеству машин. Петар содрогнулся. Он не мог привыкнуть ко всем этим странно выглядящим мониторам, хотя Лука и объяснял ему несколько раз, что они делают. Кровяное давление, сердечный ритм, уровень кислорода в крови были вполне естественными функциями человеческого тела, но Петар по-прежнему не мог не поморщиться против воли при виде тех устройств, которые измеряли их. Лука пошевелился на кровати и повернул голову в сторону. Его глаза были наполовину открыты, как заметил Петар. Казалось, он смотрит на дверь, но у Петара было сильное чувство, что Лука не видит их. Он снова пошевелился. Одна его рука задвигалась поверх одеяла и натолкнулась на поручень кровати, а потом он сделал такое движение, словно собирался повернуться на бок, но ему это не вполне удалось. Петар дотронулся до предплечья Джиллиан. - Он просыпается, - сказал он, стараясь не допустить страх в свой голос. Она подбадривающе улыбнулась ему. - Постепенно, - сказала она. Он не понял, что она подразумевает под этим. Он снова посмотрел на Луку. Сейчас над ним склонилась медсестра. Лука затих от ее забот, но когда она повернулась и пошла к выходу из палаты, он снова начал беспокойно двигаться. Медсестра улыбнулась им сквозь окно, и они отступили в сторону, когда она открыла дверь. - Вы родственники доктора Ковача? – спросила она. Петар кивнул, желая, чтобы она говорила немного помедленнее. Он распознал только должность Луки и его фамилию. - Он приходит в себя, но пройдет некоторое время, прежде чем к нему полностью вернется сознание, - объяснила она, и Джиллиан захотелось получше знать хорватский, чтобы суметь объяснить Петару, что с Лукой всё будет отлично. Тревога Петара, казалось, неудержимо возрастала с каждой минутой. Петар инстинктивно посмотрел на Джиллиан. Она старалась найти хорватские слова, но потом медсестра резко вдохнула, словно только что поняла что-то. - Вы ведь Джиллиан? Глаза Джиллиан расширились от удивления. Она кивнула. Медсестра заулыбалась. - Он уже давно зовет вас. – Она бросила быстрый взгляд на сестринский пост и в коридор. – Вообще-то мне не полагается впускать вас туда, но я думаю, если вы побудете с ним минутку, то это может помочь. Его немного тошнит. Я принесу ему что-нибудь от этого. Медсестра придержала для нее дверь открытой, но Джиллиан заколебалась. Она не хотела оставлять Петара в коридоре, но знала, что у нее появился шанс побыть у постели Луки только благодаря доброте этой медсестры. Она подняла глаза на Петара – он выглядел смущенным и растерянным, но потом улыбнулся. Эта медсестра позволяет Джиллиан войти... - Идите, - сказал он. - Я жду здесь. Джиллиан вошла и бросила еще один сомневающийся взгляд на Петара, когда была уже на полпути к кровати Луки. Петар подмигнул ей и помахал рукой. Он наблюдал, как она подошла вплотную к Луке и взяла его за руку. Голова Луки как раз метнулась в противоположную сторону, так что она положила ладонь ему на щеку и мягко заставила его повернуть голову к ней. Она заговорила с ним, и Петар увидел, как Лука мучительно пытается сфокусировать на ней взгляд. Он что-то сказал, и она ответила, бесконечная нежность озарила ее лицо. Джиллиан погладила его по щеке, и Лука расслабился. Петар улыбнулся с облегчением и медленно принялся жевать кончик уса. Десятью минутами позже Джиллиан вышла из палаты. Она почувствовала иррациональный приступ страха, когда не обнаружила Петара в коридоре. Она прошла к сестринскому посту и тогда увидела его – он сидел в зоне ожидания. Теперь он казался более спокойным, одна его рука покоилась на спинке кресла, стоявшего рядом. Он тут же улыбнулся и встал. - Лука лучше? Она кивнула. - Он снова спит, - ответила она. – У него было... Ох, она не знает этого слова. Она приложила ладонь к животу и состроила гримасу. Но этот жест был недостаточно понятным. Петар просто смотрел на нее в замешательстве. Тогда она открыла рот и сунула в него два пальца, поднеся другую руку к своему животу. Это объяснение оказалось намного эффективнее. Петар разразился смехом, от которого все, кто были в коридоре, пооборачивались и уставились на них. - Его...? Она кивнула. - Но сейчас он хорошо, - объяснила она. – Медсестра дает лекарство, и он спит. - Но сейчас С НИМ ВСЁ ХОРОШО, - поправил ее Петар. - Медсестра ДАЛА ЕМУ лекарство, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ЕМУ ЗАСНУТЬ. Она послушно повторила фразу. Петар подивился, уже в сотый раз, ее терпению и настойчивости. За последнюю неделю она существенно продвинулась в изучении хорватского. Теперь ее хорватский фактически был таким же, как его английский. - Я уверен, что вы тоже очень помогли, - добавил он и улыбнулся, когда заметил ее довольный румянец. Дела явно начинали налаживаться. Настроение у Джиллиан поднялось. Блеск, который Петар видел, когда встретился с ней в аэропорту, вернулся в ее глаза, вместо того безрадостного, окрашенного болью выражения, которое не покидало их всю прошедшую недели. И Лука звал ее. Он прекратил свои попытки удерживать ее на расстоянии вытянутой руки. Он захотел поговорить с ней, и, может быть, сбросит с себя эту отстраненность, почти граничащую с грубостью, которую он проявлял по отношению ко всем здесь, в Америке. Петар всё еще не вполне уяснил себе, через какого рода трансформацию прошел Лука, пока жил в Штатах, но этим утром, когда Джиллиан показала ему картины этого американца (ну, и как его зовут?) в Художественном Институте, он почувствовал, что достиг нового понимания того, что произошло с его сыном. Все эти картины были очень похожи друг на друга. Они были написаны с потрясающей аккуратностью, четкостью и простотой, и все они изображали большие, голые, ярко освещенные интерьеры. Все поверхности в этих помещениях были чистыми, почти лишенными предметов, совсем как в квартире Луки. И все те немногочисленные люди, которые населяли их, казались полностью погруженными в себя. Их глаза были словно бы обращены внутрь. Однако это не было умиротворенной сосредоточенностью на самих себе; они скорее были заперты внутри себя, и это причиняло им боль. Петар и прежде видел репродукции некоторых из этих картин, но не слишком приглядывался к ним. Однако теперь, стоя перед самими подлинниками в музее и будучи в состоянии оценить их истинный колорит и формат, он был внезапно впечатлен той разновидностью одиночества и изоляции, которую они передавали. Как будто все эти люди слишком настойчиво старались спрятаться от внешнего мира и теперь потеряли способность вступать в общение со всем, что находится вне их самих. Он был потрясен явным обожанием Джиллиан этих картин. Но в таком случае, подумал он, если она настолько восхищается этими картинами, то, возможно, сумеет понять неспособность или нежелание Луки дотянуться до других людей и установить с ними контакт. Ну, быть может, эти двое смогут в конце концов уладить всё между собой, с надеждой подумал Петар. Несмотря на то, что в Африке у них было так мало времени, чтобы поговорить, несмотря на то, что они знали так мучительно мало друг о друге, несмотря на то, что Джиллиан приехала из другой страны и скоро должна будет туда вернуться. - Не хотите ли кофе? – спросила она. Он прикинулся удивленным. - Как, ЕЩЕ ОДНУ чашку? Она хихикнула. А потом он увидел доктора Картера, идущего по коридору. Петар улыбнулся. Этот молодой врач пришел проверить, как там Лука. Доктор Картер тоже улыбнулся, пожал руку Петару и вступил в короткую беседу с Джиллиан. Она должна была рассказывать ему о том, как дела у Луки, поскольку доктор Картер одобрительно кивал, потирая глаза ладонью. Петар заметил темные тени у него под глазами, и тогда он взял молодого врача за локоть. - Вам нужно кофе, - заявил он тоном, который не потерпел бы никакого отказа, и потащил его к лестнице, наслаждаясь смущением молодого врача, а Джиллиан, засмеявшись, последовала за ними. Когда они начали спускаться по лестнице, Картер оказал небольшое сопротивление. - Мистер Ковач, кафетерий на седьмом. Отец Луки остановился и секунду внимательно смотрел на него. Картер подумал, что тот не понял его. - Нет, не кофе кафетерия, - сказал Петар, и Картер восхитился тем, насколько малозаметен акцент у Луки по сравнению с его отцом. – Настоящий кофе. Я вам покупаю. - Э-э, да, спасибо, конечно, но у меня еще не закончилась смена, - запротестовал Картер. Отец Луки взглянул на Джиллиан, и та попыталась перевести. - Сейчас он работает. Картер метнул любопытный взгляд на Джиллиан. Он не прошел мимо того факта, что она стала учить хорватский язык. Но он должен был признать, что это было хорошей идеей. Она была замечательным компаньоном для отца Луки. Судя по всему, намного лучшим, чем тот священник, которого нашла Керри. Какая досада, что Джиллиан нужно возвратиться назад в Монреаль через пару дней. За день до этого, когда он зашел к Луке, то застал Петара и священника горячо спорящими в коридоре. Картер гадал, что могло вовлечь их в такую яростную дискуссию. Хватка отца Луки на его локте стала только чуть крепче. - Вы убегаете работу, - объявил он. - Но... - Вы пьете кофе кафетерия, вы пьете кофе снаружи, какая разница? Картер не мог не рассмеяться. Логика Петара была неоспоримой. - Ладно, - сдался он. – Но мне придется взять мое пальто. - Хорошо, - сказал отец Луки, но не отпустил его руку. Они прошли как нож сквозь масло через приемное и прямиком в ординаторскую без того, чтобы их побеспокоили. Картер был поражен. Присутствие Петара волшебным образом убирало с его дороги все проблемы. Он задумался, не удастся ли убедить Петара остаться в приемном подольше. Кто знает? Может быть, он даже сумеет подействовать этим волшебством на Романо. - Я вернусь через пятнадцать минут, - сообщил он Чен в регистратуре. – Можешь меня прикрыть? - Конечно. Когда они оказались снаружи, Картер поднял отвороты пальто, спасаясь от холодного ноябрьского ветра. Был конец месяца, и рождественские украшения уже были в полной готовности. Картер содрогнулся от отвращения. Он не особенно любил время Рождества. В детстве оно всегда было связано со смертью Бобби, а потом, в юности, он был слишком занят тем, чтобы избегать всех тех обедов и приемов, на которые Гамма старалась его затащить, только чтобы заставить его участвовать в делах фонда. Гамма. Он скучал по ней, и ему ее не хватало. В это время года он бы уже получил от нее два или три звонка, от которых бы раздраженно отмахнулся. Он почувствовал легкий укол вины. Теперь он посещал эти обеды и приемы. Но было уже слишком поздно. Он передернул плечами и постарался отогнать эти мысли. Петар придерживал открытой дверь кофейни и проницательно наблюдал за ним. Джиллиан уже вошла внутрь. Картер улыбнулся и прошел мимо отца Луки в кофейню. Они уселись вокруг стола в тихом уголке. Картер баюкал в ладонях чашку, глядя на то, как Петар потягивает свой эспрессо. Он улыбнулся, когда заметил, что и Джиллиан, и отец Луки заказали себе одно и то же. Еще одна вещь, которая у них общая. - Я надеюсь, у вас было не слишком много неприятностей со священником вчера, - сказал Картер ни с того ни с сего, просто потому, что это было первым, что пришло ему на ум. - Простите? Картер повторил свою реплику, внезапно обратив внимание на то, что Джиллиан покраснела и как будто очень заинтересовалась содержимым своей собственной чашки. - А, - сказал Петар, когда ему удалось понять фразу доктора Картера. – Нет, у меня никакие неприятности со священником. Он неприятности со мной. Священники, они имеют слишком много принципов. Он положил ладонь на предплечье Джиллиан и мягко сжал его, чтобы успокоить то чувство стыда, которое она сейчас испытывала. Отец Притич был скандализован, когда Петар сообщил ему, что не намерен ничего рассказывать Луке о пленках, и тогда он сам попытался рассказать Луке о них. Петар застал его как раз перед тем, как священник входил в палату Луки, и остановил его. Доктору Картеру случилось проходить мимо, когда Петар высказывал отцу Притичу свое мнение о личных делах. И всё же Петар беспокоился о том, что священник может повторить эту попытку. Он пока не говорил об этом с Джиллиан, но думал, что будет лучше, если один из них сообщит об этих новостях Луке прямо сейчас, вместо того, чтобы это сделала третья сторона. Но он по-прежнему не хотел рассказывать Луке о пленках. Она не хотел совершать ничего, что могло бы в данный момент воздвигнуть преграду между Джиллиан и Лукой. Он слишком хорошо представлял хрупкость тех уз, которые соединяли этих двоих, чтобы у него было желание создавать еще больше проблем между ними. Лука позарез нуждался в ком-то, с кем он мог бы поговорить, и, казалось, чувствовал себя удобно только с доктором Картером и Джиллиан. К тому же Лука наверняка будет настаивать на том, чтобы послушать эти пленки, и это только расстроит его, если не перепугает до смерти. В глубине души Петар знал, что его собственные страхи относительно здоровья сына также были частью навязчивых идей Луки, хотя ни один из них никогда бы не затронул этого вопроса. Петару удалось прослушать около получаса тех записей. Прислушиваться к демонам Луки было тяжелее, чем он поначалу думал. Он перевел кое-что из этого для Джиллиан. Потом он сделал всё что мог, чтобы объяснить ей, кто такие Даниэла, Ясна и Марко, и какова была жизнь Луки как до, так и сразу же после войны. Она внимательно слушала и задала кое-какие вопросы, а потом спросила его о тех годах, которые Лука провел в Штатах, после того, как эмигрировал. Петар с удивлением отметил, что она, как видно, больше стремится узнать о том, как жил Лука в последние годы, чем о его трагическом опыте во время войны. Она не выглядела готовой судить Луку на основе его потерь и страданий, как поступали большинство других людей, и Петару это только понравилось. Ему пришлось также со стыдом признать, что он знает мучительно мало о том, что произошло с его сыном за последние несколько лет. С внезапной острой болью он понял, что Луке удалось оттолкнуть от себя не только своих знакомых в Штатах, но и своих родных в Хорватии. Картер поднял брови. - Ну, это их работа – поддерживать моральные принципы. - Плохая работа. Замечание Петара заставило Картера улыбнуться, но в то же время лишило дара речи. Повисло неловкое молчание. - Так, значит, ты возвращаешься в Монреаль? Джиллиан, вздрогнув в замешательстве, подняла глаза от кофейной чашки. - Э… м-м... Да... В среду. - Проклятая работа, а? Она кивнула и пожала плечами. - Я буду по тебе скучать, - добавил Картер. – Лука будет по тебе скучать. Да, будет он, как же, подумала Джиллиан с горечью, но оставила это при себе. Сколько бы она ни пыталась вычеркнуть из памяти недавние слова Луки: «Ты не обязана оставаться. Ты уже искупила всё то, за что считала нужным заплатить», они продолжали вспоминаться, снова и снова. Даже сегодня, когда он был таким нежным, милым и ласковым, эти слова по-прежнему отдавались у нее в ушах. Когда она взяла его за руку в интенсивной терапии, он заговорил с ней по-французски, спрашивал ее о Чэнс и о матери Чэнс, и о клинике в Матенде, словно они до сих пор были в Конго. Он был дезориентирован и сбит с толку, так что это не он звал ее, а сильные обезболивающие и успокоительные. Джиллиан старалась побороть свое разочарование. Она старалась убедить себя, что лекарства только позволили ему выказать чувства, которые он не осмеливался проявлять, будучи в полном сознании, и она почти в этом преуспела. Почти. Она снова ощутила доброе и мягкое прикосновение Петара к своей руке, и посмотрела на него. Она станет скучать по Луке, она станет скучать по Петару. Она улыбнулась и загнала подальше приступ печали. - Я буду на связи, - пообещала она, зная, что, скорее всего, не сдержит слово. Картер опять кивнул. - Да уж постарайся. Луки слишком много, чтобы я справился один. Его неуклюжая шутка заставила ее улыбнуться, и затем она попыталась перевести это Петару. Петар покачал головой и вздохнул. - Лука, - сказал он. – Слишком много хлопот. Есть о чем беспокоиться. Картер и Джиллиан опешили. Слова Петара можно было истолковать настолько по-разному. Они испугались, что Петар был с ними жестоко честен. Но потом он улыбнулся, озорной блеск сиял в его глазах. - Бедный доктор Картер, – прибавил он. – Один с Лукой, когда Джиллиан и я уехали. Теперь наступила очередь Картера покачать головой и притворно вздохнуть. Он сообразил, что не знает, когда отец Луки должен вернуться в Хорватию. Лука сказал ему, что Петар не сумеет получить больше двух недель отпуска на работе, а он уже пробыл в Чикаго больше недели. - Когда вы отбываете обратно? – Петар наморщил лоб. – В Хорватию? – добавил Картер. - В семь... нет, шесть дней. - Скоро. - Да. Проклятая работа. Картер рассмеялся от всего сердца. Американские выражения в устах Петара звучали воистину роскошно. Он глянул на свои часы. - Кстати, о работе… - сказал он, вставая и надевая пальто. – Мне лучше вернуться, пока мой шеф меня не убил. - Шеф? - Да. Роберт Романо, - пояснил Картер. - А, доктор Романо. Не плохой человек. - Ах, Петар. Если бы вы только знали... - пожаловался Картер. – Спасибо вам за кофе. Петар пожал ему руку. - Всегда пожалуйста. Мы видимся позже? - Да. Я заканчиваю в шесть. Я заскочу в Луке в палату. Петар уставился на него, и Картеру пришлось подождать, пока Джиллиан не переведет его слова. После этого он помахал ей на прощание и вышел из кофейни. Снаружи было уже темно. Картер вздохнул, снова поднимая отвороты пальто, и подумал о безотрадной и тоскливой зиме, которая ждала их всех. * * * * Сквозь полузакрытые веки он улавливал только мимолетные образы чередования света и теней в коридоре, пока его каталку вывозили из интенсивной терапии. Монотонный звук колес по линолеуму убаюкивал его, увлекая назад в сон. Лука знал, что ему не следует засыпать снова. Одному богу известно, как долго он был в отключке, а тата и Джиллиан будут ждать его в палате, так что он должен хотя бы частично бодрствовать, чтобы контролировать себя. Он не может просто взять и начать бредить. Они оба достаточно наслушались его бреда, и им безусловно не нужна новая порция. Он должен доказать им, что крепко держится за реальность. Ему нужно доказать самому себе, что он крепко держится за реальность. Но наркотики, которые усыпляли его, по-прежнему действовали на его организм, и он чувствовал себя так, словно легко и уютно плывет над каталкой, а не лежит на ней. Кроме того, в любом случае было не похоже, чтобы он очень хорошо владел собой и ясно мыслил в настоящий момент. Почему он так уверен, что Джиллиан ожидает его в палате? Она избегала его всю неделю, с тех пор, как он сказал ей те отвратительные слова. У нее не было никакой причины дожидаться его возвращения из операционной. Лука сосредоточился, когда внезапно ощутил, что он упустил кое-что. И потом вспомнил ее в палате интенсивной терапии, держащей его за руку, гладящей его по щеке, разговаривающей с ним в той же утешающей, успокоительной манере, что и в Брюсселе. Воспоминание захлестнуло его, точно теплый прилив. Он почувствовал, как быстро заколотилось сердце. Потом оно пропустило удар. Не вообразил ли он себе всю эту сцену? А если нет, если она действительно была там, то что он сказал ей? Сорвались ли с его губ те слова, которые он удерживал в себе все эти дни? После всех его старательных и преднамеренных попыток оттолкнуть ее? Он не заслужил ее, не заслужил возвращения в тот мир тепла, вход в который был для него закрыт уже многие годы. Более того, она в этом не нуждалась. Она не нуждалась в том, чтобы терпеть рядом с собой того убогого отверженного, которым он стал, человека, который утопил всё, чем он некогда был, в нескончаемой работе, в алкоголе, в случайных связях на одну ночь. Человека, который лежал в постели, часами глядя в потолок пустыми глазами, желая уснуть; и который боялся того момента, когда это произойдет, потому что тогда ему придется сражаться с демонами, которые заставляли его кричать ночью за ночью. Того, кто терялся в своем прошлом так часто, что бывали случаи, когда он даже не знал, где он. Нет. Она в этом не нуждается. У него слишком много повреждений, он слишком ущербен для нее. Насколько лучше будет для Джиллиан, если она отправится домой, к своей семье, к своим друзья, к своим «изменчивым дорогам в этом мире», как она выразилась. Помимо всего прочего, откуда он взял, что она вообще хочет иметь с ним дело? Потому что Лука знал, что она не чувствует ничего, ничего, кроме жалости. Может быть, немного сострадания и симпатии, но не более того. Он видел это в ее глазах. И всё же оставался маленький шанс, что она что-то чувствует… Разве она не старалась выучить хорватский? Он не спросил ее, почему она это делает. Он был уверен, что никогда не обретет достаточно смелости для того, чтобы задать ей такой вопрос, но не мог пройти мимо того факта, что... - Доктор Ковач? Лука поднял глаза. Медсестра из физиотерапии смотрела на него с беспокойством. - С вами всё в порядке? Он кивнул и сглотнул болезненный комок в горле. - Вы уверены... - Да. Я просто... я просто устал. Она ободряюще подмигнула, вталкивая каталку в лифт. - Мы сию секунду будем в вашей палате, и тогда вы сможете отдохнуть. Он кивнул и попытался улыбнуться. Сделал контролируемые дыхательные движения: вдох и выдох. Потом постарался повторить это еще раз. Он должен сконцентрироваться на насущных вещах и заставить свой рассудок прекратить эти бесцельные блуждания. Забыть как о мелочных, так и о счастливых мыслях. Особенно о счастливых. Это всего лишь праздные и безосновательные иллюзии. Двери лифта раскрылись, и его выкатили наружу. Потом внезапно тата склонился над ним. Лука нарисовал на лице улыбку. - Привет, тата. Хочешь прокатиться? Тата заломил бровь. - Я не знаю. А транспорт хороший? - Не так захватывающе, как на дедушкином тракторе, но в общем неплохо... - Я уверен, что нет. Особенно потому, что ты не можешь сбивать изгороди и давить коров... Лука тихонько засмеялся. - Доктор Ковач? Лука посмотрел на медсестру и санитара. Они стояли рядом с каталкой, которую уже подвезли к кровати. - Сейчас мы собираемся переложить вас на кровать... Лука кивнул и подождал, не понимая, почему они просто этого не сделали. - Может быть, ваш отец и мисс... - медсестра кивнула в сторону окна. Лука последовал взглядом в направлении ее кивка, и там была она. Господи Иисусе. Невероятным усилием он изобразил вежливую улыбку. Ничего широкого, ничего слишком выразительного. Она должна только затронуть краешки его рта. - Джиллиан, - он постарался не вздрогнуть от звука собственного голоса. Когда он научился так безупречно играть роль хладнокровного и бездушного ублюдка? Она поднялась с подоконника и пригладила ладонью волосы. - Ну что ж, я полагаю, нам лучше подождать в коридоре... - неловко прошептала она, проходя мимо кровати. Тата остался стоять там, где стоял, с изумленным выражением в глазах. - Тата, будет лучше, если ты подождешь в коридоре, – перевел Лука. Тата безмолвно метал в него громы и молнии. Взгляд Луки устремился вниз, к его собственным рукам. Он услышал, как они вышли. - А теперь, доктор Ковач, не могли бы вы попробовать передвинуться? Обопритесь на локти и правую ногу. Мы сделаем всё очень осторожно. На счет три... - сказал санитар, подхватив его под руки. Медсестра и санитар ушли, когда устроили его в постели, убедившись, что ему больше ничего не нужно. Вошел тата. - Где Джиллиан? – брякнул Лука, прежде чем смог удержаться. - Она нашла какие-то извинения и ушла. Голос таты был резким. Лука опустил глаза в смущении. Петар смотрел на него пронзительным взглядом. Установилось напряженное молчание. Петр колебался. Он хотел высказать Луке свое мнение относительно Джиллиан, но прекрасно знал, что у него нет на это никакого права. Ох, к черту. Этому упрямому чурбану – его сыну в любом случае не принесет ничего доброго, если он будет держать рот на замке. - Лука, ты действительно… - начал он. - Тата, это не твое дело, - перебил его Лука довольно грубым тоном. Петар закусил губу. Лука был прав. Это не его дело. Он перестал вмешиваться в личную жизнь своего младшего сына еще с тех пор, как Лука влюбился в Даниэлу, в возрасте двенадцати лет. А теперь он пытается читать нравоучения взрослому мужчине, да притом еще по вопросу, который и сам не вполне понимает. Он взял кресло и, подтолкнув его к кровати, сел. - Ты прав, Лука, - прошептал он, признавая свое поражение. – Это не мое дело. Он потер лицо ладонью. Он устал до изнеможения. * * * * На автоответчике, стоявшем на столе возле дивана, мигал сигнал. Джиллиан нажала на кнопку воспроизведения, в то время как Петер скрылся в кухне с продуктами, которые они купили вместе. Первое сообщение было на хорватском. Оно начиналось со слова: «Тата?», поэтому Джиллиан решила, что это брат Луки. К сожалению, Степан говорил слишком быстро. Она не поняла, что он сказал, но догадывалась, что он звонил, чтобы узнать, как прошла операция Луки. Потом она проиграет запись для Петара. Второе сообщение было от ее транспортного агента. Очевидно, возникли какие-то проблемы с ее кредитной карточкой. Она утомленно вздохнула. Завтра утром она с этим разберется. Последнее сообщение стало для нее сюрпризом. «- Мисс Джиллиан Ронин? Я – Анна Лоренс, начальник по персоналу Медицинского Центра по уходу Гринвуд Террас. Мы получили ваше резюме и заинтересованы в ваших услугах. Не будете ли вы так любезны позвонить мне, чтобы назначить встречу? Мой номер...» Джиллиан некоторое время неподвижно смотрела на автоответчик, прежде чем вытащить блокнот и ручку из сумочки. Она снова проиграла это сообщение и записала номер телефона. В течение первых дней, проведенных в Чикаго, она разослала свои резюме по разным медицинским учреждениям, но не думала, что с ней свяжутся так скоро. Потом она попросту забыла об этом. Она села на диван, с блокнотом на коленях, пытаясь собраться с мыслями. Следует ли ей ответить на этот звонок? - Джиллиан... Петар стоял перед ней с парой банок пива в руках. Она взяла ту, которую он предлагал ей, и улыбнулась. - Что-то не так? - Не так? Нет... Я просто задумываюсь. - Я просто ЗАДУМАЛАСЬ. - Я просто задумалась, - повторила она, открывая свою банку и выливая содержимое в стакан. Она заметила, что Петар смотрит на блокнот, лежащий у нее на коленях. - Звонил Степан, - поторопилась она сказать ему. Затем она нажала на кнопку воспроизведения на автоответчике. Петар выслушал сообщение, склонив голову набок, тем своим характерным движением, которое очень нравилось Джиллиан. - Я лучше перезвоню ему, – заметил он, когда запись закончилась. Он наблюдал, как она стирает остальные записи. - Еще кто-нибудь звонил? - Из транспортного агентства. Она улыбнулась при мысли, что в результате выучила самые странные слова по-хорватски: «транспортное агентство», «отделение интенсивной терапии», «рама Циммера», «физиотерапия» – это не те выражения, которые ожидаешь найти в языковом курсе для начинающих. Разве что первое из них. Оно было в том маленьком разговорнике, хотя произношение было передано не совсем правильно. - Они звонили вам или мне? - М-м? - «М-м» – это американское выражение? - Простите? - «М-м». Лука постоянно употребляет его. Джиллиан улыбнулась. Петар был прав. Это было одно из любимых слов Луки. Ну, если его можно назвать словом. - Оно не американское. Я, очевидно… Я научилась ему от Луки. Извините. - Извиняться не за что… Но больше не учитесь от него никаким дурным привычкам, ладно? – сказал Петар с теплой улыбкой, увещевательно погрозив ей пальцем. – Звонок из транспортного агентства был вам или мне? - Мне. Я должна ехать завтра. Она встала. - Я начинаю с едой. Вы звоните Степану, нет? - О‘кей, - сказал Петар, глядя на то, как она убирает свой блокнот. Тут было что-то такое, чего она не хотела рассказывать ему. Но он не собирался лезть в ее дела. Он взял телефон и набрал номер Степана, пока она уходила. На кухне Джиллиан поставила на плиту кастрюлю с водой и достала овощи из полиэтиленовых пакетов. Она пообещала Петару, что приготовит что-нибудь для него сегодня вечером, и выбрала пасту-примавера, то, что легко готовить и что, как она знала, хорошо удастся ей. Хотя она сомневалась, сможет ли соревноваться с его готовкой. Несмотря на то, что Петар ей сказал, он был великолепным поваром. Она вымыла овощи и начала нарезать их, в то время как ее мысли снова ушли к тому телефонному звонку. Нет, она не станет отвечать на него. Действительно, нет никакого смысла и дальше оставаться в Чикаго. Но, с другой стороны, есть ли смысл возвращаться в Монреаль? Она потеряла работу. Ее знакомые не были по-настоящему близкими друзьями, и отношения с матерью у нее были довольно прохладными. Они перезванивались каждый месяц или около того, чтобы проверить, как дела друг у друга, но и только. Она иногда навещала мать на дни рождения, но они даже начали встречать врозь Рождество и Новый год – вот уже несколько лет, когда стало ясно, что в действительности они не получают удовольствия от общества друг друга. Так что такое важное было в Монреале? Почему она не может попытаться начать новую жизнь где-нибудь еще? Она как раз приняла решение ответить на этот звонок, когда Петар вошел в кухню. - Степан просит передать вам привет, – сказал он. - Спасибо. Петар фыркнул от смеха, и Джиллиан посмотрела на него, чтобы выяснить, что он находит таким забавным. - Он был недоволен. Я его разбудил. Через мгновение она сообразила, почему это так смешно. - Который там сейчас час? Петар глянул на свои часы. - Половина третьего. Джиллиан подняла брови. Сегодня воскресенье, и Степан, безусловно, должен работать завтра. Судя по тому, что рассказал ей Петар, Степан вел жизнь очень занятого торговца, воюющего с кризисной экономикой, сварливой женой и двумя дочерьми переходного возраста. Это само по себе обессиливало. А тут еще вдобавок приходится отвечать на телефонные звонки из-за границы ни свет ни заря. Петар надул губы, состроив недовольную гримасу, словно стыдился самого себя. - Кончится тем, что мои дети меня отвергнут... Он понял, что выбрал слишком сложные слова, когда увидел, что она нахмурилась. - Простите? - Степан и Лука. Они меня вышвырнут. Джиллиан нахмурилась сильнее. Петр постарался не вздохнуть. До чего же трудно шутить. - Степан и Лука скажут, - он выпрямился и расправил плечи, подняв правую руку и указывая на дверь, - «Тата, ВОН!» Только теперь она засмеялась. - Не волнуйтесь, Петар, - ответила она. – Я... - она умолкла, поняв, что не знает слова. – Я вас усыновлю, - закончила она по-английски. - Простите? Джиллиан вздохнула, а потом произнесла фразу, которая стала для них уже стандартной: - Нам нужен словарь. Петар устало улыбнулся. - Я его принесу, – сказал он, выходя из кухни.
________________________________
|