Нечто вроде возвращения домой.
автор: Trisse
7 глава - Доброе утро, доктор Ковач. Вы хорошо спали? Не дожидаясь ответа, медсестра пересекла палату быстрым шагом и отдернула занавески одним энергичным движением. Лука моргнул от солнечного света, обдумывая, достоин ли ее вопрос того, чтобы отвечать. Он решил, что не достоин, когда увидел искусственную улыбку, приклеенную к ее лицу, пока она подходила к кровати и проверяла уровень физраствора в его капельнице. - Прекрасное утро, не правда ли? – продолжала она, беря карту, чтобы проглядеть внесенные туда назначения. Господи Иисусе. Она даже не остановилась, чтобы толком посмотреть на него, даже не спросила, хочет ли он, чтобы занавески отдернули, или нет. Лука ответил ей кратчайшим из кивков, который остался незамеченным. Теперь она проверяла кувшин с водой. - Не хотите ли, чтобы я его наполнила? - Ладно, - вздохнул он, и она рысью помчалась в ванную. Лука закрыл на секунду глаза, желая поймать конец того сна, который он видел перед этим. Он не мог вспомнить, о чем был сон, но знал, что это не кошмар. А хорошие сны были такой редкостью в эти дни… - Не хотите ли выпить воды? Эта проклятая медсестра, кажется, решительно настроена не дать ему поспать. Разве она не прочитала только что в карте, что у него трудности со сном? Лука уже готов был ответить как-нибудь погрубее, но его хорошие манеры все-таки взяли верх. Он только было собрался кивнуть в знак согласия, как она продолжила: - Знаете, вы должны чего-нибудь выпить, иначе… Ну, ЭТО уж слишком. - ЗНАЮ. Предполагается также, что я должен хоть немного поспать. Мне очень жаль, если это мешает вам, поскольку происходит во время ваших обходов, но я думаю, что вопрос тут в том, что в интересах пациента. Она покраснела, но не была особенно задета его отповедью. - Видите ли, доктор Ковач, уже восемь тридцать. - А в чем тут проблема, почему я не могу спать в восемь тридцать утра? Не похоже, чтобы мне надо было вставать на работу. - Нет, но вы должны спать РЕГУЛЯРНО. Вам нужно возвращаться к какому-то подобию нормального распорядка. Святая дева! Прежде чем Лука успел сдержаться, он произнес несколько очень цветистых словечек на родном языке. К счастью, она не могла их понять, хотя их природа была достаточно очевидной. Она пропустила их мимо ушей, словно это были сущие пустяки. - Я оставлю вам стакан вот здесь, - сказала она, и, прежде чем он успел ответить, добавила, удаляясь из палаты: - Ваша медсестра из физиотерапии скоро придет, чтобы очистить спицы. Лука взял стакан и готов был запустить им в закрывшуюся дверь, но тут же подумал, что лучше этого не делать. Он только добьется еще одного визита доктора Мейерса, а если и было что-то, что действовало ему на нервы и задевало его гордость даже больше, чем нежеланные посетители снизу, так это перспектива снова подвергнуться принудительной терапии. И Керри была не слишком далека от того, чтобы отдать такой приказ – он знал это. Он надеялся, что те два визита, который ему уже нанес психотерапевт, не были ее идеей. Картеру настолько не повезло, что он заглянул к нему сразу же после второго визита доктора Мейерса, и был вынужден выслушать мнение Луки о начальстве, психиатрах и частной жизни. Картер пытался обсудить это с ним, приводя разумные доводы, и напомнил ему о том, что Лука и так знал: что, учитывая травматический характер его ранений и продолжительное пребывание в больнице, таков обычный порядок – получить пару консультаций у психиатра; и ему просто нужно отнестись к этому спокойно. Но Лука был не в настроении выслушивать какие бы то ни было здравые советы. Он точно сообщил Картеру, что думает о его предложениях. Это был единственный раз, когда Лука видел Картера близким к тому, чтобы выйти из себя в его присутствии – из-за него – с тех пор, как они вернулись в Чикаго. Но, черт возьми, ему было наплевать. Чего хочет от него этот богатый американец? Почему он встал на сторону Романо, Керри, страховых компаний? Почему он продолжает приходить в его палату? Он что, рассматривает его как какой-то экзотический способ благотворительности? Тата как раз шел по коридору, когда Картер вымелся из палаты Луки. - Ну, и что всё это значит? - Ничего, тата. Последовало короткое молчание. Тата подошел к окну и посмотрел на линию горизонта Чикаго. - Ты не можешь позволить себе отталкивать его, Лука. - ЧТО? - Ты меня слышал. Голос таты был очень тих, очень спокоен. - Мне не нужны его деньги. Я не хочу его денег. - Разве я говорил о деньгах? - Тогда о чем? Тата вздохнул, и Лука понял, что ведет себя в высшей степени глупо, но он не собирался сдаваться. Только этого ему сейчас и не хватает – чтобы тата защищал извращенную филантропию Картера - Мишла, Борис, Милан. Короткий список оставшихся в живых друзей таты глубоко взволновал Луку. - Я думал о Гордане, и Томо, и Стипе, - продолжал тата. Лука вздрогнул, когда прозвучали имена его собственных друзей из Медицинской школы. Он сглотнул. Ему потребовалось какое-то время, чтобы голос вернулся. - Он не предлагает дружбу. Он подает милостыню. - Ты так в этом уверен? - Что ТЫ знаешь? Тата пожал плечами. - Дело не в том, что знаю я. Дело в то, что думаешь ТЫ. Тата обернулся, и Лука почувствовал, что ненавидит себя, когда увидел любопытство и озабоченность во взгляде таты. Нужно превратиться в никчемного и безнадежного придурка, если удостаиваешься таких взглядов от собственного отца. Затем тата вручил ему то, что держал в руке. Лука сразу же узнал этот темно-зеленый переплет. Ком в горле стал плотнее, и слезы выступили на глазах. Он взял книгу, но у него не хватило смелости, или же сил, открыть ее. - Я могу принести тебе другую, если ты не захочешь перечитывать это, - сказал тата, возможно, слишком поспешно, когда заметил волнение Луки. Лука вытер ладонью глаза. - Другую? Тата улыбнулся. - Я пытался вспомнить, какие твои любимые. Милан тоже прислал тебе книг. Одна из них – роман какого-то чеха… не могу вспомнить его имени. И он еще прислал пару сборников поэзии. Я предупредил его, что ты не любитель стихов, но он сказал, что Живаго заслуживает по крайней мере того, чтобы владеть кое-какой поэзией на своем родном языке. Лука тихонько и нерешительно рассмеялся. Как это типично для Милана, книжного червя, старейшего друга таты. Когда Лука был подростком, одним из любимых способов времяпрепровождения Милана было заскочить к ним домой и спросить Луку, что тот сейчас читает. Он внимательно и терпеливо выслушивал мнение Луки. Он никогда не говорил, что сам думает об этих произведениях, но иногда приходил то с одной, то с другой книгой и оставлял их на тахте или на кухонном столе, или еще где-нибудь, где ему случалось задержаться. Ни Степан, ни тата не прикасались к ним. Лука мог найти их день или два спустя, и ему не было нужды спрашивать, кому они принадлежат. Запах табака и желтоватые пятна от никотина были фирменными знаками Милана. И такая книга всегда имела какое-то отношение к тому, что Лука счел интересным в какой-нибудь другой книге. Этим вечером, в противоположность тому, что Лука ожидал, Картер забежал к нему в палату. Их беседа была спотыкающейся и напряженной, но Луке удалось принести свои извинения. Картер принял их как-то смущенно. Потом он заметил книгу на тумбочке. Он поднял ее, открыл и нахмурился. - «Доктор Живаго»? – спросил он. Лука кивнул. - Господи, я читал это очень давно. В колледже. - И я тоже. Вообще-то в Медицинской школе. - Правда? Лука снова кивнул, а затем увидел возможность извиниться по-настоящему. - Это от одного друга моего отца, он обычно давал мне почитать книги. У него была привычка называть меня Живаго и дразнить Даниэлу, говоря ей, что когда-нибудь я найду свою Лару, и вот тогда она попадет в серьезные неприятности. – Лука сделал паузу. – Он подарил нам эту книгу на свадьбу. Картер задумчиво смотрел на книгу. Он не представлял, что сказать. Он попросту онемел, когда Лука неожиданно поделился с ним воспоминанием из своего прошлого. - Я думал, ты всё потерял, - решился он заметить и немедленно об этом пожалел, когда увидел выражение лица Луки. - Только не книги. У нас не было для них достаточно места в нашей квартире в Вуковаре, а Ясна и Марко находили их исключительно привлекательными. Ты бы видел, что может сделать с книгой малыш двух-трех лет, вооружившийся авторучкой. Негромкий смех Луки был не совсем искренним, но в нем была не только печаль. Картер кивнул в знак понимания. Он не знал, что еще сделать. - Так что мы оставили их в доме моего отца. - Но ты не привез их с собой, - Картер не был уверен, что понял. Лука только покачал головой. Он не хотел говорить об этом. И все-таки он хотел говорить об этом. Это был тот кусок его самого, который он потерял после Вуковара. Может быть, будет не так уж и плохо попытаться вернуть его снова. Может быть, будет не так уж и плохо понять и признать ту неприязнь, которую он питал к литературе все эти годы. - Они уцелели. Даниэла и дети – нет. Голос Луки стал очень тихим. Его слова содержали правду того сорта, которую Картер внезапно нашел невыносимой. Он сел в кресло и молча взвесил книгу на ладони. Атмосфера сделалась тяжелой и гнетущей. И тогда Картер открыл книгу и начал читать вслух. Он прочел всего полтора предложения, а Лука уже корчился от смеха. Картер поднял глаза от книги. - Только не говори мне, что тебе не нравится, как я читаю. Луке понадобилась пара минут, чтобы восстановить дыхание. Картер подумал, не перебросить ли книгу ему и попросить, чтобы он почитал сам, и можно было бы услышать, как это должно звучать, но решил, что это не слишком хорошая идея. Вместо этого он продолжил как ни чем не бывало: - Вообще-то это должно быть частью твоего выздоровления – ну, знаешь, чтобы кто-нибудь читал тебе. Он выбрал другое место и начал снова, энергично декламируя слова. Вскоре Лука запросил о пощаде, и Картер согласился прекратить издевательства над хорватским языком. Когда Лука наконец вытер слезы со щек, Картер позволил себе подумать вслух. - Ну вот, так или иначе, а в результате оказалось, что у нас есть кое-что общее. - Прости? - Фехтование. Шекспир. «Доктор Живаго». - Эбби? Острый взгляд Картера заставил Луку пожалеть о сказанном. Это было недостойной и пошлой шуткой. Он знал, что между Картером и Эбби не всё шло гладко, но надеялся, что теперь уже стало ясно – он не питает никаких недобрых чувств, когда речь заходит о них как о паре. Ну, Эбби уже это знает. Картер же был не очень убежден в этом, или так, во всяком случае, казалось. Лука мысленно обругал себя за то, что был таким бестактным. И тогда Картер улыбнулся. - Забудь об этом. Она вернулась в медицинскую школу. Она больше не в твоей лиге, Живаго. - Ладно, ладно, - согласился Лука с облегчением. Ему даже не досаждало то, что Картер употребляет это прозвище, то самое, которым разрешалось пользоваться только Милану, да и то лишь потому, что Луке никогда не удавалось заставить его прекратить это. – Фехтование, Шекспир и «Доктор Живаго». Его вдруг поразило, что у них с Картером так много общих культурных ориентиров, несмотря на все различия в том, где и как они воспитывались. - Кстати, если уж речь зашла о фехтовании, так ты по-прежнему должен мне схватку. - М-м? - Тот семинар по сексуальной агрессии? – напомнил ему Картер. – Две из трех. До третьей мы так и не дошли. Лицо Луки осветилось от воспоминаний. - Но на этот раз я намерен надеть маску, - заверил его Картер. – Я не хочу снова рисковать глазами. - Эй, ты первый меня задел. - В бок. - Это было чертовски больно. Взгляд Картера, исполненный встречных обвинений, заставил его сдаться. - Ну ладно, ладно. В масках, - уступил Лука. – Как насчет завтрашнего дня? Тон голоса Луки был таким деловитым, что Картер поднял на него глаза, чтобы проверить, серьезно ли он. Теперь наступила очередь Луки вспыхнуть улыбкой. Он не переставал восхищаться тем, сколько вещей он может заставить американцев принять за чистую монету, если только будет говорить с должной громкостью и скоростью. - Ха! Уивер тут же запрет нас в карцер, если обнаружит, что мы здесь фехтуем, - вдруг воскликнул Картер и затем испугался, что задел больное место. Но Лука только послал ему каверзную улыбку. - А ты не думаешь, что она к нам присоединится? - Что? - Ну, я уже однажды видел, как она воспользовалась своим костылем. Картер нахмурился и наставительно поднял палец. - Это не политкорректно. Лука закатил глаза и сказал что-то вслух. - И это тоже не звучит политкорректно, - заметил Картер. * * * * Лука улыбался в утреннем свете, вспоминая слова Картера, а потом начал терять нить своих мыслей, так как его снова начало клонить в сон. Он уже успел немного подремать, когда услышал тихий шум. Он заметил тень, стоящую в дверном проеме, и напрягся, чтобы сосредоточиться, пытаясь понять, не продолжает ли он спать. Ему бы хотелось, чтобы это было сновидением. Тогда он сможет приветствовать ее без сомнений, без страха причинить боль, если позволит ей приблизиться к нему… без необходимости делать усилие над собой, чтобы держаться на расстоянии от нее и быть холодным и сдержанным. - Джиллиан? – пробормотал он. - Нет, Лука. Это Эбби, - сказала тень, подходя поближе. Лука прищурился и узнал ее черты. Он прочистил горло и потянулся к кнопке, регулирующей высоту изголовья. Он приподнял кровать и передвинулся в сидячее положение, стараясь скрыть свое разочарование. Эбби была тронута беспомощностью и тоской в его голосе. Столь многое может быть сказано одним-единственным словом. Она вымученно улыбнулась, подходя к кровати. - Извини. Я не хотела тебя будить. Он покачал головой. - Неважно. Медсестра всё равно собиралась это сделать. Лучше, чтобы это была ты, - он постарался улыбнуться. - Я принесла тебе кое-что на завтрак. Она положила на боковой столик бумажную сумку и подкатила столик поближе. Лука усмехнулся, когда узнал название своей любимой булочной. - Конечно, это банановый маффин ((Muffin – выпечка из сдобного теста с кусочками начинки в верхней части, напоминает небольшой кекс, подается горячей; в последнее время слово стало употребляться в русском языке, к тому же точный перевод подобрать невозможно. – Примеч. пер.)). Нет, я пошутила. Он с шоколадной крошкой. Усмешка Луки стала шире. Она до сих пор помнит... Давным-давно он рассказал ей историю о себе и банановых маффинах. Когда он только-только приехал в Америку и всё еще очень плохо говорил по-английски, то имел обыкновение ходить в булочную рядом с местом своей первой работы. Придя туда впервые, он долго стоял перед прилавком, отрабатывая в уме фразу, которой научил его один из коллег. - Доброе утро, дайте мне маффин, пожалуйста, – сказал он с улыбкой, когда понял, что девушка за прилавком уже начинает слишком внимательно смотреть на него. - Какой именно? – спросила она. Это застало его врасплох. - Простой? Сырный? Банановый? С шоколадной крошкой? – перечислила она. Лука повторил то единственное слово из списка, которое узнал. - Банановый, пожалуйста. Он получил свой маффин, заплатил за него и вышел из магазина. Кончилось тем, что следующие несколько недель он каждый день ел на завтрак банановые маффины. Некая смесь застенчивости и рассеянности мешала ему отыскать слова, обозначающие какую-нибудь другую начинку. Когда они наконец до смерти ему надоели, то потребовалось около получаса, чтобы убедить продавщицу в булочной, что вообще-то он НЕ ЯВЛЯЕТСЯ большим поклонником банановых маффинов. Эбби была рада увидеть его улыбку, и еще больше обрадовалась, когда он нетерпеливо потянулся к бумажной сумке. - Ты не хочешь чего-нибудь к нему? - Эспрессо, - заявил он, отламывая маленький кусочек маффина и кладя его себе в рот. - Без кофеина? Лука сморщил нос от отвращения. - Лука, ты же знаешь… - Да, да, - сердито оборвал он ее. – Знаю. Никакого кофеина. - Я могу принести тебе чай вместо кофе, - предложила она. Он покачал головой. - Эспрессо без кофеина сойдет. - Ладно. Я сразу же вернусь. Она поспешила из палаты и по коридору к кофейному автомату, удивляясь той скорости, с какой обычный и вполне непринужденный разговор мог превратиться в ссору, когда дело касалось Луки. Хотя ей в любом случае не стоит удивляться. Он прошел через тяжелое испытание, и не похоже, чтобы дела у него обстояли очень хорошо перед тем, как он отправился в Конго. В то время Эбби уже привыкла к тому, что приходится иметь дело с резкими и внезапными переменами его настроения, грубыми шутками и даже словесными инсинуациями, когда заговоришь с ним, и всё-таки она не отступилась от него, как все остальные. По крайней мере, не окончательно. Тогда почему же так трудно быть с ним сейчас? Когда она воротилась, он уже почти доел маффин. Было приятно убедиться, что к нему вернулся аппетит. Всего пару дней назад Картер был сильно обеспокоен продолжающейся неспособностью Луки удержать хоть что-нибудь в желудке. Подав ему одноразовую чашку, она села в кресло и сделала глоток чая. Она подумывала о том, чтобы и самой выпить кофе – нормального кофе – но это было бы всё равно что есть на глазах у голодающего ребенка. Она наблюдала, как Лука съедает последний кусочек маффина и отпивает эспрессо без кофеина. Он поморщился. - Тьфу-у. - Завтра я принесу тебе чашечку из «Старбакса», - поторопилась она пообещать. Он не сразу ответил. Вместо этого он посмотрел ей в глаза. Она выдержала его взгляд, постаравшись не нацепить на лицо улыбку, поскольку знала, что он заметит нарочитость этой улыбки, и это только взбесит его. Но было трудно не покраснеть под его пристальным взглядом, в то же время стараясь не дать ему увидеть жалость в ее глазах. - Спасибо, Эбби, - сказал он, очень мягко. Эбби посмотрела в свою чашку, не в силах больше выдерживать его незащищенный взгляд. Это было слишком. Она могла справиться с его жесткостью, бесцеремонностью и выпадами в ее адрес, но не с этой уязвимостью. Потом она кое-что вспомнила. - Я не смогу принести тебе кофе. У тебя вообще не будет завтрака. - Что? Лука уставился на нее, озадаченный. Эбби была в шоке. Неужели он забыл, что ему должны снять ортопедическое устройство с таза? - Внешний фиксатор? Операция? Завтра утром? - А… да. Верно. Она попыталась немножко поддразнить его, чтобы скрыть свой ужас. - Господи, Лука, а я и не знала, что ты так привязался к нему. Он коротко улыбнулся. - Не могу дождаться, когда избавлюсь от него. Я с радостью выберусь из больничных рубашек и влезу в пару штанов. Эбби снова была потрясена. Рама на его ноге по-прежнему останется на месте. Переломы его левого бедра и голени были настолько сложными и заживали так медленно, что врачи всё еще обдумывали вопрос, не понадобится ли Луке новый раунд ортопедических операций. Неужели он настолько отключился от внешнего мира, что позабыл и об этом? Лука смотрел, как потрясение и испуг проступили у нее на лице. Он ощутил холодное прикосновение, точно руку призрака, глубоко внутри. Он что, сказал что-то не то? Не теряет ли он снова связь с реальностью? - Но у тебя по-прежнему будет рама на… ну, ты знаешь… - пробормотала она, запинаясь, и указала на свою собственную левую ногу. Лука выдохнул в облегчении. Так, значит, она подумала, что он забыл об этом. - Да ладно, Эбби. Есть такая вещь, как одежда слишком большого размера, - проговорил он жалобно. Ей понадобилось некоторое время, чтобы понять, что он имеет в виду. Но потом она улыбнулась. - Ну, в твоем случае штаны должны быть очень, очень, очень большими…
________________________________
|