Нечто вроде возвращения домой.
автор: Trisse
5 глава Вспышка, и всё потемнело. Он почувствовал, как волна жара прошла сквозь его тело. «Разорвалась граната, - подумал он. – Она задела меня. И я вообще не должен был бы сейчас думать этого. Я мертв.» От этой последней мысли сердце пропустило удар, и он почувствовал пустоту в животе, как если бы он спускался по лестнице, а последней ступеньки не было. **** Он открыл глаза. Тусклый свет проникал сквозь наполовину задернутые занавески. Он был в больничной палате. Это Окружная. Лука сделал глубокий вдох, а потом внезапно понял, что на лбу у него лежит холодное полотенце. Он повернул голову и увидел Картера. - Еще один кошмар? Лука кивнул и тяжело сглотнул, борясь с восстанием в животе и напряжением, сжимавшим горло. - Я пытался тебя разбудить, - Картер покачал головой. – Но ты очень крепко спишь. То есть когда наконец засыпаешь. - Я знаю… - пробормотал Лука. - Что ты здесь делаешь? Картер нерешительно улыбнулся. - Хочешь воды? – спросил он, в свою очередь. Лука понял, что Картер уклоняется от ответа, но решил пока не обращать на это внимания. - Да. Вода не прогнала бы тошноту, но Лука знал, что он должен что-нибудь выпить, если хочет избавиться от капельницы. Катетер убрали в то же день, когда он прибыл в Чикаго, поскольку тот стал источником другой инфекции, и Луке удалось убедить Картера и других врачей, что катетер ему не нужен. Теперь он уже одолел инфекцию с помощью антибиотиков, и жара у него больше не было, но в комбинации обезболивающих, которые ему давали, что-то вызывало головокружение и дурноту. Хотя врачи испробовали различные обезболивающие, он по-прежнему был не в состоянии удержать в желудке что-то твердое дольше получаса, и, таким образом, всё еще был прикован к капельнице. Ему сказали, что, учитывая потерю веса, которую он перенес в Конго, его не выпишут до тех пор, пока он не сможет нормально и регулярно питаться в течение четырех или пяти дней, так что ему предстояло провести в больнице по меньшей мере еще неделю. Лука потер глаза. Это звучало иронично, но он ненавидел больницы. Все те случаи, когда он оказывался заперт в них, всегда были самым несчастным временем в его жизни, пустотой, крепко скованной горем, одиночеством, виной и самообвинениями. И этот раз ничем не отличался от других. За исключением одиночества. Лука никак не мог решить, лучше или хуже был пациентом на своем рабочем месте, со всей суетой вокруг него его начальников и коллег, чем остаться одному со своими страданиями среди посторонних. Внимание, которое он получал от людей, едва знавших его и считавших себя обязанными выразить ему свое сочувствие из какого-то извращенного чувства долга, раздражало его и ранило его гордость. Но он не знал, как избежать этого внимания. Он был не таким, как Романо. Он не мог выгонять всех из своей палаты ругательствами и издевками. Лука был воспитанным человеком, он знал, что такое хорошие манеры, и никогда не бросался подобными словами попусту. Даже на своем родном языке. Поэтому он выдавливал из себя какие-то улыбки и какие-то односложные ответы, притворяясь, что он устал или в депрессии, и молча молился, чтобы посетители не оставались у него надолго и больше не возвращались. Он нажал на кнопку, регулирующую наклон изголовья, приподнимая его так, чтобы можно было сесть, пока Картер ходил в ванную наполнить кувшин с водой. Он слегка скривился, когда вес верхней половины тела надавил на кости и мышцы таза. Они всё еще болели от перелома и тех трех недель, которые Лука провел лежа на спине. Картер вернулся и вручил ему стакан, и Лука сделал несколько глотков. - Который час? – спросил он, когда закончил пить. - Четверть третьего. Лука вздохнул. Он проспал пару часов и знал, что этой ночью больше не уснет. Он поставил стакан на тумбочку и снова нажал на кнопку, немного опуская изголовье. - Не хочешь спать? - Нет. – Лука знал, о чем собирается говорить Картер, так что попытался перевести разговор на другое. – А как насчет тебя? Картер зевнул. - У меня закончилась смена час назад. - Так как же получилось, что ты не дома? - Я снова начинаю в шесть часов. На самом деле нет никакого смысла ехать домой. Так я потеряю по крайней мере час сна, вот я и решил свалиться здесь, - сказал Картер, указывая на глубокое кресло у окна. Его пространное объяснение было неубедительным, и он знал, что ему не обмануть Луку, но он в любом случае старался поддержать видимость того, что оказался здесь по такой простой причине. - Это было неудачное решение, - голос Луки был очень тихим. – Эти кресла на редкость неудобные. - Но все же не настолько, как кушетка в ординаторской. - В ординаторской ты бы, по крайней мере, спокойно проспал без перерыва все свои шесть часов, - едва пробормотав эти слова, Лука прикусил губу. Он сам подвел разговор назад к той теме, которой старался избегать. - Что? Когда вокруг вопит Фрэнк? Ты что, смеешься? Лука устало улыбнулся, когда Картер сел в кресло, поднял ноги и откинулся назад, укрывшись одеялом. Лука вздохнул. Ему повезло. Картер вроде бы не заметил, что он только что упомянул о том, что не спит. Но как раз тогда, когда он начал было расслабляться, до него донесся тихий и спокойный голос Картера. - Ты правда должен поговорить об этом с кем-нибудь, Лука. Ты больше не можешь так продолжать. - Как – так? – Голос Луки был резок, но Картер не сдавался. - Сколько ты проспал за последние три дня? Шесть часов? Восемь? - Это не твое дело. - Мое. - С каких это пор? - С тех пор, как я встал на голову ради тебя. Лука хихикнул, и Картер почувствовал, как часть напряжения, установившегося было между ними, исчезла. Последовало короткое молчание. - Это называется посттравматическое стрессовое расстройство, Картер, - голос Луки был утомленным. - Я знаю. И это лечится. - Чем? - Терапией. - Я не собираюсь разговаривать с психиатром. Картер передвинулся в кресле так, чтобы смотреть на Луку. Он отчетливо видел его профиль в тусклом свете. - Я знаю, ты думаешь, что это не поможет. Я… я не хотел разговаривать ни с кем после того, что случилось… После того, как меня ранили, а Люси умерла. Я думал, это что-то такое, с чем я должен справиться самостоятельно. Но я не смог. И, когда я наконец прошел терапию, это действительно помогло, хотя я частенько чувствовал себя по-дурацки во время групповых сеансов, - закончил он свою речь немного неловко. Лука повернул голову, чтобы взглянуть на Картера. Он различил очертания его тела, лежащего в кресле, но не мог видеть черты лица. И он не знал, хочет ли. Он чувствовал себя обязанным ответить откровенностью на откровенность Картера, и было настолько легче говорить в темноте, когда он знал, что собственное лицо не выдаст его. - Я знаю… - отозвался он мягко. – Я прошел через все эти процедуры, Картер. Но для меня это не… это не сработало. Он сделал паузу. Он услышал, как Картер сделал вдох, и решил продолжать, прежде чем у Картера будет шанс заговорить. - Я уже прожил с этим больше десяти лет. Это хроническое. Теперь настала его очередь перевести дыхание. Лука посмотрел на потолок, в поисках сил, которые понадобятся ему, чтобы произнести дальнейшее. После того, как он бросил терапию, более восьми лет назад, он редко говорил об этом. - Обычно… обычно всё не так плохо. Это продолжается… не дольше одного дня. Бывают недели… иногда месяцы, когда у меня не случается ночных кошмаров. Тогда я добираю недостающий сон. Голос Луки стал очень тихим. Картер решил больше не давить на него. Достаточно хорошо уже и то, что он получил подтверждение того, что Лука по-прежнему открывается ему. Картер видел, как Лука общался с другими своими коллегами, когда те навещали его на этой неделе, и наконец понял, что тот Лука, которого он знал в Окружной, был чем-то вроде маски, которую показывал всем настоящий Лука, чтобы заглушить всю боль, все чувства. Он так отличался от беспечного, но вместе с тем и уязвимого человека, который внезапно очнулся в Брюсселе. Картер понял, на что жаловалась Эбби, когда была с Лукой – что тот не разрешает ей пройти дальше определенного барьера – и был удивлен, что Лука позволил ему и Джиллиан пересечь эту черту. Он также боялся, что этот холодный, замкнутый Лука медленно убивал того, другого все эти годы, и что это внезапное появление на поверхности старшего из них будет всего лишь временным, что оно продлится, только пока Лука слаб и недостаточно бдителен. В последние несколько дней Лука уходил и от Джиллиан, и от него, отступая в мир, где его глаза станут пустыми, лишенными эмоций. Картер хорошо понимал, что не следует делать попыток принуждать его посещать сеансы терапии. Что нужно Луке, так это друг, которому он может довериться. Что нужно Луке, так это осознать, что он может довериться хоть кому-то. - Что в них? – рискнул Картер спросить. - Где? - В твоих кошмарах. - Э… Короткое молчание, и Картер испугался, что вышел за рамки допустимого. - Мина. Ответ Луки раздался, когда Картер уже больше не ожидал его. Он содрогнулся. Это звучало намного хуже, чем повторяющиеся появления Пола Собрики в его собственных снах. - Мне всё еще снится то дуло пистолета, - признался он в ответ. – Я не могу его увидеть, но чувствую его у себя на лбу. Лука прочистил горло. - Я бы предпочел не говорить об этом, Картер. - Да. Я знаю. Но в любом случае я должен был попытаться… - ответил Картер в качестве извинения. – Тебя по-прежнему тошнит? - А что? Картер сел в кресле, откинул одеяло в сторону и нагнулся, чтобы надеть туфли. - Потому что я собираюсь сходить и взять себе чего-нибудь попить. Я подумал, не захочешь ли ты чего-нибудь из автомата. Он услышал, как Лука хихикнул, когда он встал. - Так ты не очень-то поспишь. Картер почесал затылок и пожал плечами. - Ну что я могу сказать? Мне что-то ни с того ни сего расхотелось спать, - заявил он, не сумев, однако, подавить зевок. - Игрок в покер из тебя не выйдет, Картер. В голосе Луки был мягкий упрек. - Угу… Тебе что-нибудь принести? - Имбирный эль. Лука наблюдал, как за Картером закрылась дверь, когда тот вышел из палаты. Он знал, что рассказ Картера о том, что он потеряет час сна, если поедет домой, был не более чем жалким оправданием, чтобы составить ему компанию. Лука не был уверен, нравится ли ему просыпаться и обнаруживать, что Картер только что переступил границы его уединения, но он был слишком измучен и обессилен, чтобы сердиться на него из-за этого. У Картера были самые благие намерения, и он никогда не был неловким или чересчур настойчивым. Лука был благодарен за это. Он едва пережил визиты некоторых посетителей снизу. Керри, например. Она набросилась на Картера в ту же минуту, когда они прибыли в Окружную. Лука, которому хотелось умереть от стыда под гнетом унижения, когда он понял, что его провезут на каталке через всё приемное, закрыл глаза, прикидываясь, что он без сознания или спит. Он не хотел видеть, как врачи и медсестры рассматривают его с той смесью жалости и зачарованности, которая была так хорошо ему знакома. И все же, когда двери распахнулись, он почувствовал их взгляды, пронизывающие его тело. В шумном приемном отделении внезапно настала гробовая тишина. Он испытал нечто большее, чем простое облегчение, когда его ввезли в лифт. Но Керри вошла в лифт вместе с ними, и принялась укорять Картера за то, что тот не позвонил семье Луки в Хорватию. Пока лифт медленно взбирался на шестой этаж, Лука чувствовал, как волна возмущения накатила на него. Что ОНА вообще знает о его семье? Почему она, черт побери, так уверена, что он должен был лететь в Хорватию, а не сюда? Что именно в Хорватии – как там она выразилась – ЕМУ МЕСТО? Каплей, переполнившей чашу, стал насмешливый вопрос Керри Картеру, не стал ли он законным опекуном Луки, так что он может положить его в Окружную, подписав согласие на госпитализацию. Тогда глаза Луки распахнулись, и он протянул руку к карте, которую держала Керри. - Дайте ее мне, Керри, - сказал он, и его акцент от раздражения стал сильнее. – Я сам себя положу. И да, мое место ДЕЙСТВИТЕЛЬНО здесь. Он все еще свирепо смотрел на нее, когда двери лифта открылись, и Картер протолкнул каталку мимо потерявшей дар речи Керри. Джиллиан грациозно выхватила карту у нее из рук и вложила в пальцы Луке. Он расписался в карте, и затем Картер положил ее на стол сестринского поста, пока он и Джиллин сгибались от смеха. Но Лука не избавился от помощи и забот Керри. Вечером, когда врачи наконец закончили обследовать и ощупывать его тело и обсуждать его так, словно его здесь вообще нет, когда Картер и Джиллиан наконец-то поддались усталости от долгого перелета и согласились признать, что он сможет обойтись без них несколько часов, когда он наконец был оставлен в одиночестве, наедине со своими мыслями, дверь его палаты открылась и впустила нового главврача. Лука лежал почти на боку, лицом к окну, опираясь на несколько подушек, но сразу же узнал поскрипывание костыля по линолеуму пола. - Я думал, тут должны стучать, - Лука не мог сдержать недовольства в голосе. - Я не хотела тебя будить, - ответила Керри. – Как ты, Лука? Она по-прежнему стояла у него за спиной. Лука слышал, как она взяла карту, висевшую на спинке кровати. В нем всколыхнулась ярость. - Если вы собираетесь нарушать мое уединение, то к чему давать себе труд спрашивать меня? – отрывисто проговорил он. Керри быстро положила карту обратно. Она не намеревалась копаться в истории болезни Луки. Она взяла ее чисто рефлекторно и пожалела об этом. Она пришла извиниться за свое поведение сегодня днем, а теперь начала с неверного шага, снова оскорбив Луку. - Извини… - сказала она примирительно, обойдя вокруг кровати, чтобы они могли смотреть в лицо друг другу. – Я не собиралась проявлять излишнее любопытство. Как ты? Лука только резко, презрительно выдохнул в ответ. Черты его лица стали жестче от потери веса и усталости, и выражение лица было замкнутым. - Как я выгляжу? – парировал он. - Изнуренным, истощенным, лихорадящим. Прямота Керри застигла его врасплох, но покровительственные нотки в ее голосе только разожгли его раздражение - Тогда почему бы не оставить меня в покое? Керри вздохнула и опустила глаза. Задача будет трудной. Она не хотела еще больше огорчать Луку, но должна была сказать ему то, ради чего пришла. - Это займет всего несколько минут, Лука. У меня есть для тебя новости. Она подождала, не скажет ли он что-нибудь, но он просто внимательно смотрел на нее. Она продолжила: - Учитывая твое состояние здоровья на тот момент, и отказ Картера отвезти тебя в Хорватию, я связалась с твоей семьей неделю назад. С тех пор мы делаем всё, чтобы доставить твоего отца в Чикаго. Американское посольство в Загребе выдало ему визу, и он… - ЧТО? – крик Луки заставил ее умолкнуть. – Керри, что ИМЕННО ты рассказала моему отцу? - Я проинформировала его о тяжести твоего состояния. - Ты не имела никакого права это делать! У тебя есть хоть малейшее… - Лука не смог закончить фразу. Он закашлялся. Керри положила ладонь ему на плечо. - Это была моя обязанность, Лука. Я должна была уведомить… Лука сбросил руку Керри со своего плеча бесцеремонным движением. Внезапно кашель превратился в рвоту, и прежде чем он сумел справиться с ней, он испачкал подушку. Керри поспешила в ванную и вернулась с тазиком и влажным полотенцем. Она убрала подушку у него из-под головы и поставила тазик на кровать. Она обтирала ему лицо, пока его выворачивало наизнанку. Лука старался увернуться от ее прикосновений. Он делал слабые попытки оттолкнуть ее, и беспомощность только довершала его гнев и бессильное разочарование. Наконец он нашел кнопку вызова и нажал на нее. - Уходи, Керри, - прохрипел он, когда немного отдышался. Керри заметила, что он вызвал медсестру, и поняла – даже слишком хорошо – как он должен себя чувствовать, но она не могла оставить его одного, пока здесь не появится кто-то, кто поможет ему. - Лука, ты действительно… - запротестовала она. - ВОН! – крикнул он. Прибыла медсестра. - Вам что-нибудь нужно, доктор Уивер? Господи. Она что, вообще не заметила, что он СУЩЕСТВУЕТ? - Доктору Ковачу нужна кое-какая помощь, - ответила Керри, как будто прочитала его мысли. Это только рассердило его еще сильнее. Он неподвижно смотрел на нее в бессильной ярости, прежде чем согнулся пополам в новом приступе рвоты. Медсестра принесла еще одно влажное полотенце и приложила ему к основанию шеи, поддерживая его голову над тазиком. Когда приступ наконец закончился и он снова лег на матрас, Керри уже ушла. - Вам прописали компазин, доктор Ковач. Хотите принять его? Он кивнул, слишком измученный, чтобы говорить. - Я сейчас вернусь. Он глядел в окно, чувствуя, как в животе образуется пустота. Тата заболеет от тревоги. Надо позвонить ему прямо сейчас, чтобы прояснить обстановку, рассказать, что случилось… Но он не мог сделать международный звонок из палаты, и одному богу известно, где его сотовый… Когда Картер и Джиллиан собирались вернуться в больницу? Около девяти или десяти? Он не может ждать так долго, чтобы поговорить с татой. Найдется ли кто-нибудь в приемном, кто одолжит ему сотовый? Но кто? Он был в не особенно хороших отношениях со своими коллегами перед тем, как уехал в Конго, и на самом деле не хотел просить об услуге никого из них… Он сделал глубокий вдох и задержал дыхание, когда понял, что его снова начинает тошнить. Медсестра возвратилась с новой подушкой, которую подложила ему под голову, и стаканом воды, чтобы он прополоскал рот. Лука покорно вытерпел все ее заботы и наблюдал, как она ввела компазин в капельницу. Лучше бы это было снотворное. Сегодня ночью он не сумеет поспать. У кого он мог бы попросить сотовый? Может быть, у Галланта или Сьюзен… или Эбби, если только они на дежурстве. Придется позвонить вниз, в приемное, чтобы выяснить. А какой номер у приемного? Он повернул голову, чтобы выяснить, где стоит телефон – тот был на боковом столике и попросту вне его досягаемости. И тогда он услышал, как медсестра кашлянула. - Доктор Ковач… - Да? - Доктор Уивер оставила это для вас на сестринском посту. Она сказала, что если вам захочется позвонить, вы просто можете… ну, вы просто можете пользоваться им так долго, как захотите. Она вложила ему в руку сотовый. Лука уставился на него. Его первым побуждением было швырнуть телефон об стену, но он понял, что ему придется принять предложенную Керри помощь, каким бы униженным он себя ни чувствовал. Он положил сотовый на матрас, рядом с собой. - Принести вам еще что-нибудь? Второе одеяло? - Нет, спасибо, - прошептал он, признав свое поражение. Он дождался, когда она закроет за собой дверь. Тогда он взял сотовый Керри и принялся набирать длинный номер, который уже давно запечатлелся у него в памяти. Когда он услышал хриплый звук отцовского голоса на другом конце линии, то вспомнил, который сейчас час в Хорватии. - Тата? Родной язык вернулся к нему по наитию, как благословение, однако единственное, что он смог выпалить, это: - Я тебя разбудил? * * * * - Лука? Разве ты не хочешь пить? Лука обнаружил, что держит между ладонями холодную банку и смотрит в обеспокоенные глаза Картера. - М-м? - Ты хочешь, чтобы я ее открыл? - Нет… Лука осторожно поднял крышечку и услышал знакомое шипение. Он сделал несколько глотков, стараясь не обращать внимания на пристальный и озабоченный взгляд Картера. - Где ты был? - М-м? - Когда я вошел. Ты был в милях отсюда. Лука улыбнулся. Было что-то освежающее в том, как Картеру удавалось сохранять беспечный настрой даже тогда, когда он говорил о своих тревогах. - Я думаю о моем отце. Картер кивнул. - Когда приземляется его самолет? - В три часа. – Лука вздохнул и произнес то, что они оба знали: - Джиллиан встретит его. - Он приедет прямо в больницу, да? - Надеюсь, что нет. Картер наморщил лоб от непонимания. - Он еще выше меня, - объяснил Лука. – И он уже не так молод. Он будет совершенно выжат, когда прибудет сюда… Картер кивнул. Его смена закончится к трем часам. Он раздумывал, следует ли ему остаться в больнице, чтобы послужить барьером между Керри и отцом Луки, или, в данном случае, скорее между Керри и Лукой. Керри приняла близко к сердцу задачу привезти отца Луки в Штаты, и это разозлило Луку сверх всякой меры. Он не хочет, чтобы его отец видел его таким, сказал он. Отец прошел через многое во время войны, и с него хватит. Он не нуждается в еще большей боли, и он не сумеет получить достаточно продолжительного отпуска на работе, чтобы увидеть, как его сын полностью выздоровеет. На предложение Керри, что Луке следует обдумать поездку в Хорватию, когда ему станет лучше, он только пренебрежительно фыркнул. Картер не был уверен, что понимает его. У него было сильное ощущение, что Лука скучает по своей родине, но он не имел ни малейшего представления о том, как часто тот бывал в Хорватии после того, как эмигрировал. Возвращение не было легким делом для Луки, даже на короткое время – Картер догадывался об этом, но воздерживался от вопросов. У него было сильное подозрение, что он окажется на очень тонком льду, если затронет этот предмет. - Как ты думаешь, это будет хорошей идеей – чтобы я пришел поприветствовать твоего отца, когда он сюда приедет? Вопрос Картера прозвучал настороженно, почти робко. Это вызвало у Луки улыбку. - Я не знаю… Здесь и так уже будет масса народу. - Как, Уивер закатывает вечеринку для всего квартала, а ты скрываешь это от меня? Лука раздраженно вздохнул. - Это больше похоже на… Как вы это называете? Казнительная команда? - РАССТРЕЛЬНАЯ команда. Но ты же не думаешь, что она ввязалась во все хлопоты по доставке твоего отца в Америку для того, чтобы застрелить его в первый же день, когда его нога ступит на порог Окружной, верно? - В комитете по встрече – Уивер, Романо и Онспо. - Ого… Я постараюсь раздобыть для твоего отца бронежилет. Лука тихо рассмеялся, но потом его глаза потемнели. - Она даже наняла переводчика, - проговорил он с горечью. - Ох… Только не говори мне, что она больше тебе не доверяет… Лука посмотрел в сторону. - Из-за чего вы с ней поспорили сегодня? - Ты слышал об этом? - Лука, Я СЛЫШАЛ ЭТО. Твой голос был таким громким, что дошел через все этажи до самого приемного, - преувеличил Картер. Он хотел поддержать разговор в легком тоне. – Романо перепуган до смерти. Ты бросаешь тень на его репутацию. В ответ он получил только бледную улыбку. - Мне бы не хотелось обсуждать это, Картер, - голос Луки был лишь сломленным шепотом. Его взгляд ушел вдаль. Он сделал несколько глотков из банки и потом поставил ее на тумбочку. Картер понял. Он уселся в кресло. - Ну, если ты хочешь, чтобы еще кто-то внес свой вклад в эту суматоху… Некоторое время не было никакого ответа. - Ты будешь так же измотан, как и мой отец, - вздохнул Лука. – Будет лучше, если ты отправишься домой. Картер кивнул и лег в кресло, откинувшись на спинку. Лука сделал глоток своей кока-колы. Некоторое время они разделяли друг с другом дружелюбное молчание, пока Лука снова не нарушил его. - Но спасибо тебе… Картер улыбнулся в темноте.
________________________________
|